“Война
глазами детей 40-х годов”.
Сарначева Е., Республика Коми, Муниципальная
средняя полная общеобразовательная школа №37 с
углубленным изучением ряда предметов,
г. Сыктывкар., 8 класс
Война...
Как много кроется за этим зловещим словом. За ним
стоит боль утрат, потерь, беда, разруха. Это слово
всегда заставляло содрогаться сердца людей.
Великая Отечественная война 1941 – 1945
годов в ряду других занимает особое место. И по
времени, и по охвату территории, и по количеству
героических поступков, совершаемых советскими
людьми ежедневно. Герои этой войны – фронтовики
(погибшие, умершие от ран и чудом оставшиеся в
живых). Герои этой войны – труженики тыла, без
которых невозможна была бы победа. Герои этой
войны – партизаны и участники движения
сопротивления, не щадившие своих жизней за
свободу Отчизны.
Линия фронта у каждого была своя: у
одного окоп, у другого станок. Победу ковали
сообща: и взрослые, и дети, и подростки. Война
“бульдозером” прошлась по всем, не щадя никого.
Перед нами свидетельства людей, видевших эту
“страшную” войну своими детскими глазами. Война
застала Михайлова Анатолия Ивановича и
Пилипенко Марию Константиновну совсем
маленькими. Им было по 9 лет и жили они со своими
родителями в разных краях. Михайлов Анатолий
Иванович – в Ленинграде, а Пилипенко Мария
Константиновна – в Полесье. В одночасье жизнь
перевернулась. Закончилось так, и не успев толком
начаться, детство. В первые дни войны пришли
похоронки в дома – погибли отцы. Не до игрушек
маленьким Маше и Толе.
Толя (Михайлов Анатолий Иванович)
вместе с матерью, как и тысячи ленинградцев,
оказались отрезанными фашистами от Большой
земли. Все 900 дней он помнит отчетливо.
Рассказывая о тех днях, часто прерывается, чтобы
вытереть слезы. Анатолий Иванович вспоминает:
“Самое страшное было для нас – это
голод. На весь день приходилось пол краюшки хлеба
– 125 грамм. Закончил только я 1 класс. В школу мы не
стали ходить, так как все школы были заняты под
госпитали раненными. Но у нас было очень хорошее
занятие, которое нам очень нравилось – это
ходить самодеятельностью в госпиталь потому, что
нас там кормили. Так же привлекали нас дежурить
по военнопленным диверсантам и ракетчикам. Мы
вели наблюдения за ними и обо всем сообщали нашим
солдатам. Зимой 1942 года мы с мамой находились на
лесоразработках, и когда мы вернулись в город,
его было совсем не узнать. Мост через Фонтанку
был разрушен, и от этого у нас возникло большое,
неприятное впечатление, которое морально
угнетало. Все памятники ленинградцы либо
разрушили, либо закопали в землю, а которые
невозможно было закопать, просто засыпали
песком. Например, памятник Петру I. Этот памятник
был засыпан. Шпиль Петропавловки, золотые купола
Исаакиевского собора – все это было
замаскировано (закрашено). Все вокруг было просто
ужасающим. Улицы завалены снегом. Трамваи не
ходят, воды нет, канализации нет, электричества
нет, отопления тоже нет. Огромный город словно
вымер. Передвигались мы пешком и идти было очень
трудно. Вот идет человек по городу, шатается,
упадет и если его никто не поднимет, то считай,
что человека уже нет”.
Также Анатолий Иванович рассказывает
о том, как мать, выбиваясь из сил, старалась
сохранить жизнь своему сыну. Она отдавала ему,
обессиленному последние крохи хлеба, она боялась
оставить его одного и брала везде с собой – даже
на работу. Как вспоминает сам ветеран:
“Стали мы у станков, так как сил
передвигаться не было. Все силы были направлены
на то, чтобы человек выжил. А чтобы выжить, ему
обязательно нужно двигаться и трудиться. Плохо
стало совсем, когда от бомбежек склады с
продовольствием были взорваны. И тут к счастью
построили дорогу жизни. Часть детей и взрослых
смогли по ней перевезти, а часть рабочих остались
в городе. Остались и мы”.
Мать заставляла его двигаться,
действовать, пересилив страх, надеяться на
освобождение. Она носила кульками, горстями
горелое зерно с разбомбленных фашистами
Бадаевских складов. Она приносила в
промороженный дом воду с реки. Она согревала
своим теплом сына. И это тепло спасло. Они выжили.
Они дождались победы, освобождения. Еще Анатолий
Иванович вспоминает, что когда по улицам
освобожденного Ленинграда шли солдаты, они –
мальчишки и девчонки, кто мог ходить, стояли на
улице и радостно смотрели на этих солдат. Кто мог
бежать, бежал за ними. Кто-то плакал, а он еще
долго ждал отца, не верил, что его нет в живых. Ему
казалось, что среди солдатских рядов вот-вот
промелькнет родимое лицо.
Для маленькой же Маши (Пилипенко Марии
Константиновны) война началась в июле 1941 года.
Жила она со своей большой семьей в Полесье, почти
на границе с Польшей в селе Пасельничи.
Воспоминания Марии Константиновны:
“Когда началась война, все семьи из
нашей деревни были выгнаны на площадь и немцы
стали нас сортировать. Стали спрашивать: “Кто
партийный?”. А мои сестра и старший брат к тому
времени были уже комсомольцами, а мать –
партизанка. Немцы узнали это от предателей, и в
тот же день моя семья должна была быть сожжена.
Мой старший брат побежал в лесной домик через
болото к партизанам за помощью. Моя мать, узнав об
этом, посылает меня за ним. Надо было сказать
брату, чтоб они в деревню не возвращались. Но за
мной бежал мальчишка-предатель, который обо всем
доложил немцам. Брата и его друзей фашисты
забрали. А девочек 15-16 лет сильно изуродовали и
подожгли. В эту же ночь мы собрались в лес. Мама
привязала мне на спину маленькую сестренку, а
брату одну из старших сестер. И мы ползли, как нас
учила мама. Когда мы добрались до кладбища,
началась стрельба, но никто из детей даже не
вскрикнул. Так мы добрались до болота, где нас уже
ждали партизаны. Нас погрузили на телеги,
закидали сеном и дровами. Но вдруг началась
бомбежка. Всех выбросили в болото, где мы
переждали. Когда мы вылезли, все тело было в
пиявках, но, несмотря на это, мы сели на телеги и
нас повезли дальше”.
Тяжелые и горькие испытания достались
маленькой девочке. Чтобы спасти от оккупантов
себя, мать, своих братьев-сестер, приходилось
рисковать жизнью, и Маша это понимала. Она видела,
как фашисты сжигали на площади, в центре села,
схваченных замученных молодых людей и девушек
(были там и ее родные брат и сестра) комсомольцев
и связанных с партизанами. Без содрогания и боли
она говорить об этом не может. Полесье – это
район партизанский. Была связана с партизанами и
мать Марии Константиновны. Она передавала им
важные сведения, была связной. Не раз приходилось
выполнять роль связной и Маше с ее маленьким
братом. Как рассказывает Мария Константиновна: “Мама
была связана с партизанами и стала через меня
передавать им сведения. Она зашивала в платье мне
записку и, взяв прутья, под видом пастухов мы
отправились с братом в лес. Шли мы босиком около
7-8 километров. Когда мы дошли, нам партизаны
связали лапти и, зашив ответ, в платье отправили
нас обратно. Когда же мы вернулись в деревню, нас
окружили немцы и стали играть с нами в футбол. Они
стали нас бить, сильно избили брата, но прибежала
мать и спасла нас. Старшего брата схватили и
хотели повесить, но вместо этого его угнали в
Германию. Началась страшная жизнь. Мою маму
предали, и в тот же день она должна была быть
сожжена. Но комендант был партизаном и помог нам
спасти маму. Я с моим братом узнали, где она
находится, и подползли к ней из канавы. Там были
ступеньки, через которые мама смогла вылезти в
сад. Но это услышали надсмотрщики и избили моего
брата до полусмерти. Также они узнали, что
комендант – предатель и его расстреляли. Нам
опять надо было бежать в лес. Опять мы идем по
болоту, за собой тащим на дощечках брата. Мы очень
хотели есть. Увидев полевую кухню, мы выбрались
из убежища, и поползли к ней. Здесь готовили чехи
еду для немцев. Один повар-чех дал нам 4 кирпичика
хлеба, картошки и сказал, чтоб мы бежали отсюда.
Мы прибежали домой, стали делить хлеб и картошку.
Вскоре наша деревня была сожжена”.
Голод, холод, лишения в лесу, болезнь
тифом, после которой Маша ничего не помнит,
разделили ее на некоторое время с родными. Она
оказалась у одной женщины-полячки, возможно к
которой ее привезли партизаны. Она выходила
девочку, поставила ее на ноги. Затем Маша снова
возвращается в деревню, вернее то, что от нее
осталось. Дома были сожжены, жителей почти не
осталось. Нашла своего брата. И снова свалилось
на нее несчастье. После фашистской облавы, по
предательству она и другие дети, и подростки,
партизанские связные (в том числе схватили и ее
мать) были согнаны в дом, где фашисты их хотели
спалить, но потом передумали и отправили в
концлагерь. Вот здесь, вероятно, свидетельство
этой женщины, убеленной сединой, могло бы стать
дополнительным обвинением фашизму, геноциду,
ужасу войны. Она плакала, вспоминая концлагерь,
издевательства надзирательниц. Она показывала
свои старенькие руки, все испещренные синими
точками, следствиями от ударов кнутом и от
уколов. Над детьми ставили медицинские опыты,
выкачивали кровь. Для этого отбирали детей, у
которых были пухленькие ручки.
Вспоминает сама узница: “Нас
отправили в лагерь, где сначала хорошо покормили
супом. Скоро нам дали давать шоколад и какао, но
старшие дети, которые были там, давно сказали,
чтоб мы этого не ели. Тогда мой брат закопал свою
шоколадку в землю. Но над нами ходили
надсмотрщицы, и одна из них, фрау, это заметила.
Тогда она заставила брата доставать эту
шоколадку зубами и, пока он ее доставал и ел
вместе с землей, она била его кнутом по голове, по
голому телу. Вскоре у меня стали брать кровь, но
вместо крови пошла одна пена. Меня стали готовить
к смерти. Я уже попрощалась с жизнью”.
Рассказывая это, Мария Константиновна
плакала, не скрывали слез и мы. Этой женщине
повезло намного больше, чем многим другим детям,
оставшимся за колючей проволокой концлагеря.
Мать, рискуя жизнью, смогла устроить побег, и они
спаслись. Помогли партизаны.
О послевоенной жизни оба ветерана
вспоминают легче, хотя и тогда на их дол выпало
немало трудностей. Оба они воспитали своих детей,
сейчас растят внуков. И оба, одинаково говорят: “Лишь
бы только не было войны. Не дай бог, детям
пережить то, что пережили мы. Пусть это никогда не
повторится больше. Пусть новое поколение будет
счастливым. Пусть слово “война” навсегда уйдет
в прошлое!” |